про ушастых I. Форт пустовал уже лет сорок – с конца прошлой войны, стало быть. По тем временам, это был аванпост Айнэринского царства, вынесенный далеко на север, к нефтяным месторождениям и новым железным рудникам, на которые спесивый государь Священного города хотел наложить лапу. Как же!.. Атабек Шаушафар, на деньги гномских банкиров вооруживший, да с помощью йотунских советников обучивший полудикие эфритские племена северо-восточных пустынь искусству современной войны, не оставил от этих замыслов и камня на камне. Черепушка государя стала чашей для питья, а переселенцы, не успевшие вовремя удрать восвояси – кто рабами, а кто и мертвецами, чьи кости теперь белеют в пустыне. Сейчас это было самое сердце Территорий – дикой, не подконтрольной никому земли, где единственным законом был тот, что мужчина носит с собой в кобуре. Торгейр, сын Эйрика, также известный под прозвищем Волчьи Глаза, зло прищурился, сквозь затемнённые стёкла солнцезащитных очков глядя на выжженную солнцем жёлтую равнину, усеянную обломками скал и редкими, но густыми скоплениями безлистых колючих растений. Бесснежные тёмные громады далёких гор на востоке дрожали в мутном мареве, вид которого заставлял глаза слезиться. Приложившись к фляге и с наслаждением глотая тёплую солоноватую воду, йотун вспомнил родные северные фьорды и утёсы, шум бьющихся о камни волн… Путь в родные края был ему заказан – уже лет пять или шесть, с тех пор как отец… Волчьи Глаза скривился и плюнул, не желая больше ничего вспоминать. Когда-нибудь он вернётся домой и отомстит за отца. Торгейр не сомневался в этом ни минуты – только это и давало ему силы жить. И искать способ выполнить клятву, которую он принёс, стоя на пепелище сожжённого дома. Йотун снова приложился к фляге. Один из таких способов был совсем рядом, манил своей близостью; о, это был замечательный способ, достойный войти в сагу, которую будут помнить через столетия после его, Торгейра, смерти – при условии, что поиски, которые он вёл в этой проклятой земле, увенчаются успехом. Хотя именно сейчас на пути к этому успеху и встало нежданное препятствие. Волчьи Глаза перевёл угрюмый взор на пленника, выставленного на солнцепёк посреди внутреннего дворика старого форта. Молодой эльф – худой, жилистый, длинноухий; едва ли старше полтинника – сущий мальчишка по понятиям этого долгоживущего народца, был гол по пояс и бос; руки заведены за вбитый в землю железный столб флагштока и стянуты в запястьях тонкой, режущей кожу при каждом движении бечевой. Низко склонив голову и тяжело дыша, эльф стоял на коленях – ноги его уже не держали, после того как Йори, наёмник-дварф и телохранитель Торгейра, от души отхерачил ублюдка кнутом. Привлечённые приторно-сладким запахом эльфьего пота, по телу парня ползали зелёные мухи, примечая, как бы получше отложить яйца в едва затянувшиеся коркой засохшей крови раны на его спине. Нэйн – на такое погоняло отзывался второй дварф-наёмник, хотя это, разумеется, и не могло быть его настоящим именем (хрена с два они его откроют чужаку) – закончил рыться в груде вещей пленника и сообщил: – Ни хрена! Торгейр скрипнул зубами от злости. Бумаги, которые он рассчитывал найти в этом форте, и которые являли собой ключ к его планам отмщения, вновь ускользнули. Длинноухий ублюдок украл их из-под носа йотуна и был таков. Надо было убить его раньше, пока была возможность… хотя кто ж знал? Йотун потёр висящую на перевязи левую руку. Ушастый неплохо стреляя; ну да они это умеют. Ещё одна причина, по которой следовало убить его тогда, и нельзя убивать сейчас. Вернее, нельзя убивать быстро. А может быть, и впрямь стоило взять парня на службу, когда тот путался набиться Волчьим Глазам в попутчики несколько дней назад? Торгейр, по старой памяти, не любил остроухих – год службы в наёмниках на границе с Айнэрином никак тому не способствовал – но лишний ствол и лишняя пара рук в пустыне не помеха. В отличие от лишнего рта. И пара дварфов, которую он уже успел завербовать… до сих пор они не показывали свой расовый гонор Первосозданных, но с ушастым выродком в одной команде хрена с два бы стали работать. Так что, Волчьи Глаза дал ушастому от ворот поворот. Как выяснилось, зря… Да, надо было просто убить. Теперь он убьёт его непросто. Боги знают, как эльфу удалось выследить отряд Торгейра в пустыне, но он появился как раз вовремя, чтобы на шаг опередить Волчьи Глаза у старого тайника. Ушастый хорошо ориентировался в помещениях старого форта. Ещё бы, ведь форт строили его соплеменники. Какой-нибудь типовой проект, известный им всем – эльфы не любят разнообразия. Знаешь, как поступит один – будь уверен, девять из десяти поведут себя так же. Косный долгоживущий народец. Простреленная полтора суток назад левая рука всё ещё болела, хотя воспаления, кажется, удалось избежать. Девка постаралась хорошо; она умела не только греть хозяйскую постель. Она промыла рану и вытащила пулю, хотя Торгейру стоило большого труда не убить её, пока ушастая тварь делала это. Волчьи Глаза подозревал, что рабыня нарочно старалась причинить ему побольше боли. Эта девка была строптива и дерзка, не зря прошлый хозяин согласился расстаться с ней так задёшево. А ещё она была эльфью; интересно, что она чувствует, глядя на своего сородича, привязанного к столбу на солнцепёке? Не то чтобы Торгейру было какое-то дело до чувств рабыни, но за этими ушастыми всегда нужен глаз да глаз… Волчьи глаза подошёл к пленнику, ухватил его за волосы и рывком запрокинул голову, вглядевшись в худое загорелое лицо. По скуле расплылся синяк, губы потрескались и распухли… Ушастый почти обхитрил его: дождавшись темноты и уйдя из форта в первую ночь после того, как отнял бумаги, попетлял немного по пустыне, сбивая погоню со следа, вернулся в форт и ушёл следующим днём, перед тем испортив машину Торгейра. Если бы его собственный мобиль не накрылся после нескольких миль пути… Если бы ушастый не пошёл пешком, не заблудился, а у Нэйна не нашлось амулета, заклятого на поиск человека… Волчьи Глаза потратил впустую целые сутки по его вине. И как бы не зря, ведь бумаги-то исчезли. По новой приложившись к фляге, йотун прополоскал рот и выплюнул струю нечистой воды пленнику в лицо. Мутные, невидящие глаза эльфа приоткрылись. – Где бумаги. – Торгейр не орал, не угрожал; в его усталом голосе не было даже вопросительных интонаций. Те, кто хорошо знал Волчьи Глаза, понимали, что в такие минуты с ним лучше не шутить. Эльф не понимал. – В жопе! – сухие потрескавшиеся губы разъехались в кривой усмешке. – Попробуй, поищи. На челюсти йотуна вздулись желваки. – Не строй из себя героя, дерьмо. Думаешь, я не найду способ развязать тебе язык? Эльф продолжал ухмыляться. Торгейру захотелось вбить эту ухмылку вместе с зубами в его поганую пасть, но это было бы слишком просто. – Я всё ещё готов договориться, – прохрипел эльф. – Что? – до разозлённого йотуна не сразу дошёл смысл его слов. – Я предлагаю договориться, – повторил эльф. – Хорошо. Если скажешь, где спрятаны бумаги, я убью тебя быстро. Эльф отрицательно покачал ушами. – Я их сжёг. Торгейру очень сильно захотелось ударить его башкой о столб. – Я сжёг бумаги, – повторил эльф. – Но я их прочёл. И помню… всё. – Хочешь сказать, ты единственный, кто может привести меня к… – Да. – Острые уши махнули вверх-вниз. – Ублюдок! – Торгейр пнул эльфа в живот. Несильно. Лицо ушастого посинело; с минуту он безуспешно пытался вдохнуть, ловя воздух распухшими губами, как вытащенная из воды рыба. – Так что? – едва отдышавшись, прохрипел он. – Мы договорились… или как? Вместо ответа Волчьи Глаза наклонился и полоснул ножом по стягивающей запястья пленника бечеве. II. Присев на корточки в углу, Исилмэ перепеленала малыша и дала ему грудь. За толстыми стенами старого форта было почти прохладно. Горячий воздух пустыни втекал в комнату сквозь узкие окна, стёкла которых были выбиты давным-давно, но здесь, по крайней мере, не было палящего солнца, и была тень. – Потерпи, милый, ну, потерпи, – молодая эльфийка покачала хнычущего ребёнка, пытаясь успокоить его. – Потерпи… скоро хозяин… – Исилмэ шмыгнула носом и умолкла. Ей было очень страшно. Не за себя – за малыша. Ему же чуть больше годика, только глазки открылись… Пустыня. Жара. Сухой, жгущий гортань воздух. Мёртвые боги, пожалуйста… Не забирайте его жизнь! Ребёнок, наконец, ухватил её сосок и, Исилмэ улыбнулась сквозь навернувшиеся на глаза слёзы, тихонько запев колыбельную. Жарко… Как же здесь жарко… По загорелому телу эльфийки струился пот. Исилмэ не верила, что её новый хозяин добр, но, по крайней мере, он давал ей вдоволь воды и пищи. Он позволил ей оставить ребёнка, не убил его, не… Исилмэ тихонько вздохнула. Новый хозяин позволял ей заботиться о малыше, почти столько времени, сколько она хотела; но пустыня… жара… Исилмэ не знала, сколько ещё продлятся поиски, которые вёл её господин. Она украдкой подслушивала разговоры, которые йотун вёл со своими охранниками-дварфами, а однажды, в самом начале пути, отважилась спросить об этом (…), гоблина-механика, обслуживавшего паровую установку мобиля. Тот, пожевав свою жвачку, буркнул в ответ, что запасов топлива и «прочей херни» – так он сказал – хватит надолго; да и путь предстоит неблизкий. Едва ли хозяин делился с ним своими планами, решила Исилмэ. Да и зачем, ведь гоблин такой же раб, как она сама. Сейчас у неё было немного работы. Готовить да чистить посуду; но хозяин и его слуги были неприхотливы в еде. Только позавчера, когда хозяина ранил тот незнакомец… Исилмэ умела ходить за ранеными. Прокалив на огне нож и тонкие щипцы, она вначале иссекла края раны, а затем извлекла пулю, засевшую в мышцах йотуна; и как же ей хотелось вонзить клинок хозяину в спину в этот момент! Исилмэ радовалась, что йотун сидит так, что не может видеть её лица – а значит, и чувств, что на нём отражались. В эти минуты она могла бы убить его. Но затем… Одна. Даже если не считать, дварфов и гоблина (гоблина и впрямь можно не считать, хотя любой из дварфов легко скрутил бы её, попытайся Исилмэ бежать) …но даже если не считать этого – с ребёнком на руках, без воды, одежды, оружия, куда она могла бежать из этого форта? Пустыня убила бы и её, и малыша, вернее, чем это делает топор палача. Ребёнок успокоился, тихонько сося её грудь. Всё хорошо… Сейчас всё хорошо. Но эльфийку не оставляло дурное предчувствие. Зачем новый хозяин купил её? Нет, Исилмэ была молода, здорова и вынослива; её называли красивой, да и сама эльфийка считала так. Крепкие мускулистые ноги, широкие бёдра, тяжёлая, переполненная молоком грудь. После родов, её талия была уже не так стройна, как прежде, но большинство мужчин не обращало на это внимания. Старый хозяин часто заставлял Исилмэ развлекать их, стоило эльфийке немного оправиться после родов; на неё всегда был спрос. Рабыня вздрогнула всем телом, махнула ушами, отгоняя дурные воспоминания. Больно и грязно… Новый хозяин тоже развлекался с ней, но почти не причинял боли… И не заставлял развлекать своих слуг. Наверное, потому что не хотел делить её с ними; но даже этому Исилмэ была благодарна. Если бы не это странное путешествие через пустыню… Неизвестность, ждущая на этом пути, внушала ей страх. Исилмэ попыталась убедить себя, что бояться нечего. В конце концов, хозяин не отнял у неё ребёнка, и до сих пор даже не бил её; правда, у рабыни отобрали одежду, но Исилмэ и раньше случалось подолгу ходить нагишом, и солнечные лучи были не страшны её дочерна загорелой коже. А кроме того, это не было злой причудой хозяина. Просто, без одежды в пустыню не убежишь… Исилмэ снова тихо вздохнула и продолжила напевать, баюкая малыша. Да, новый хозяин бы йотуном, но пока она кормит грудью ребёнка, бояться нечего. Сколько бы хозяин ни… развлекался с нею, она не понесёт… Уж не потому ли он и решил оставить её сынишке жизнь? Это было бы хорошим объяснением; лучшим, чем доброта хозяина, во что Исилмэ давно запретила себе верить. Как бы ей ни хотелось… – Всё будет хорошо, мой милый, – почти касаясь губами заострённого кончика уха ребёнка, прошептала она. – Что бы ни случилось, у нас всё будет хорошо.
@музыка: Mylene Farmer
@настроение: *уши в стороны*
Я, я... =-.-= Давненько я ничего эльфячьего не писал.
Правда, я ориентировался больше на говардовского Соломона Кейна и Индиану Джонса (forever)
А продолженрие будет?
Спасибо. Это как я понимаю, проявление того самого паропанка =^.^=
Оно самое =-.-= Люблю этот жанр